– А, ну да, конечно! Вечно я забываю! Привет ей от меня!.. Если, конечно, у тебя будет возможность что-либо передать! – добавил он, и тотчас камень, упавший с души Ромасюсика, вновь на нее взгромоздился.
Арей перестал ухмыляться, и лицо его стало резиновым. На лбу залегла глубокая, с могильной прозеленью, складка. Резко, как шрам, обозначился рот. Ромасюсик ощутил, что культурная часть их встречи завершилась и начинается бескультурная.
– А теперь оставим в стороне то, что я знаю, и поговорим о самом интересном в процессе познания: о том, чего я не знаю, – негромко сказал мечник, кивком показывая Ромасюсику, что при Варваре не стоит отвечать громко. – Первое: где сейчас светлые? Второе: не оставила ли Прасковья надежды получить «законсервированные» силы Мефа и как она собирается это сделать, пока ей мешает Дафна? Третье: какие планы у Пуфса?
Ромасюсик заерзал и вновь сделал попытку вывалиться на проезжую часть.
– Я жду, – повторил Арей еще тише.
Ромасюсик захотел солгать, что ничего об этом не знает, но случайно заглянул в холодные глаза Арея и стал самой правдивой шоколадкой на свете. Он поспешно затарахтел, что светлых видели на вокзале. Он думает, что они отправились в поход, о возможности которого Пуфс говорил Нате, Чимоданову и Мошкину. Последнее Ромасюсик добавил как козырную деталь.
Арей нахмурился. Для него это стало личной обидой.
– А эти-то что забыли в резиденции?
– Да вот! – сказала живая шоколадка, нагнетая тайну. – И Мамзелькина при этом, между прочим, присутствовала!
Ромасюсик сделал головкой пакостное движение и даже подмигнул Арею, считая, что поразил его своей новостью. Однако если мечник и был удивлен, внешне это не отразилось.
– Перестань подмигивать, или Аида и здесь окажется. По срочному вызову! – спокойно предупредил Арей. – Она всегда появляется между замахом меча и мгновением, как он касается чьей-то шеи. Сколько раз я пытался ее опередить, но так и не опередил. Надо признать, старушка – или, точнее, ее коса – шустрее меня… Дальше! Вопросов было три!
Огорченный Ромасюсик пролепетал, что о планах Пуфса ему ничего не известно. Пуфс-то и с Прашечкой не особо разговаривает, а его, Ромасюсика, вообще не отличает от мебели. Тут язык шоколадного героя стало покалывать желанием рассказать Арею о грязном полотенце, которое Пуфс вытянул из переклинившей Прасковьи и которое заползло в нее обратно, но он вспомнил злое личико Зигги, и желание болтать исчезло. Ромасюсик ощутил себя жирненьким кроликом, который, нанюхавшись подозрительных цветочков, сдуру возомнил себя хищником и попытался влезть между львом и крокодилом. При этом львом был Арей, а крокодилом – Зигги.
– Теперь про силы Мефа! Как Прасковья собирается получить их? – напомнил Арей.
– У него же их светлые забрали! Говорят, Буслаев забыл, с какой стороны меч держат! Разносит чебуреки в забегаловке. Я его сам теперь зубочисткой заколю! – сказал Ромасюсик, в сознании которого правда переплелась с ложью так причудливо, что не было никакой возможности их распутать.
Арей посмотрел на Ромасюсика с интересом.
– Про меч – правда. Он многое забыл. Хотя если надо – тело вспомнит. Ну а что касается обещания заколоть Мефа зубочисткой – я принял его к сведению. Я устрою тебе такую возможность. Мефу я дам любой двуручник по его выбору. Тебе – любую зубочистку из любого ресторанного заведения города Москвы. Завтра с утра тебя устроит? – спросил он.
Ромасюсик в тысячный раз пожалел, что не родился немым.
– Не надо! Я пошутил! – отказался он поспешно.
– А я – нет! – заверил его Арей. – Какое бредовое яичко ты еще снес, цыпленок ты мой? Что свет забрал силы, унаследованные от Кводнона? Это чушь! Светлые к ним не прикоснулись бы. Для света взять силы мрака – хуже, чем притащить в дом разложившуюся крысу.
Шоколадный юноша уставился на Арея с испугом. Ничего себе сравнение! Неудивительно, что Лигул не переносит этого бунтаря.
– Исключено! – продолжал мечник, рассуждая сам с собой. – Силы все еще у Мефа, за исключением той части, которая досталась Нате, Чимоданову и Мошкину. Он хозяин сил. Только он один может или подавить их совершенно, или передать кому-либо. Свет, понятное дело, хочет, чтобы подавил. Мрак – чтобы передал.
– Но он ничего не помнит! Для него мрак теперь – это когда в сарае выключили свет! – заявил Ромасюсик, незаметно для себя озвучивая одну из главных истин мироздания.
Арей страдальчески надул щеки. Трепотня с болтливой кучей шоколада не входила в его планы.
– И что из того? Память и обладание – разные вещи. Возможно, где-то у тебя в доме валяется вещь, о которой ты давно забыл, что она у тебя есть. Но она-то от этого не исчезла!.. Нет, дружок! Так дело не пойдет! Я вижу, что разговор у нас с тобой получается в одни ворота. А теперь, если хочешь все-таки остаться в живых, скажи мне хоть что-нибудь, чего я не знаю!
Ромасюсик посерел.
– Хорошо. Я тебе помогу. Существует некая дата. Какое-то число, когда мрак надеется разом избавиться от Мошкина, Наты, Чимоданова и получить их силы для Прасковьи, а на деле, конечно, для себя. И это будет первым шагом к силам Мефа. Короче: число! Говори его и проваливай!
– В л-л-л… – затрясся Ромасюсик.
– Что за «л-л-л…»?
– В ластовый день джулая.
– Тридцатого, что ли? Что за птичий язык! Так тридцатого?
– Да.
Арей поймал Ромасюсика за щеки, притянул к себе и быстро, но пристально заглянул ему в глаза. Ромасюсик почувствовал, что сознание его опустело. Он помнил, как вышел из резиденции, как дошел до Тверской и… А вот что же было дальше? Тут словно стена стояла.