– Поговорили? – негромко спросил он у Прасковьи.
Та кивнула. Чимоданов удивился, как Прасковья может поговорить с кем-то, не прибегая к помощи Ромасюсика, но уточнять не решился. И, как оказалось, не напрасно. В конце концов, собеседники бывают разные.
На лестнице вновь послышались шаги. Мошкин вскинул глаза и, едва увидев между балясинами стреуголенные старостью ножки и постреливающие колени, уже знал, кто это. Мамзелькина! Вот только что она делает тут?
Аида Плаховна спустилась. Зигя перестал обгрызать ногти и нетерпеливо подпрыгнул, замахав руками. Окружавшие его комиссионеры метнулись в разные стороны. Один замешкался и потерял голову, причем даже не в переносном смысле.
– Ну, чего расскакался? – добродушно спросила у него Мамзелькина.
– Бабуль, се-нить шладкое! – басом заныла «детка».
Аида Плаховна хмыкнула и достала из рюкзака яркую коробку.
– Вот дожила: взятку дали на старости лет. Один откупиться хотел, – пояснила она Нате.
– И вы взяли?
Мамзелькина не спорила.
– Взяла-то я, ясный пень, взяла… – хихикнула она. – Да ты, малый, не стесняйся! Больше загребай! Я сладкое-то не особо…
Гигант засопел и, ломая картон, принялся сгребать конфеты и засовывать их в рот, капая шоколадной слюной. Карлику это не понравилось. Он подскочил и принялся бить его по пальцам.
– Зигя! Не трогай! А у меня ты разрешения спросил? – орал Пуфс.
Мамзелькина небрежно оттолкнула его сухонькой ручкой.
– А ты, зигзаг батькович, не суйся! Без тебя разберемся! Кушай, дитятко, кушай! – сказала она с непередаваемой старушечьей интонацией.
Чувствовалось, что Плаховна благоволит к малоумному гиганту и не переносит карлика.
Прасковья толкнула ногой Ромасюсика, засмотревшегося на поедавшего шоколад гиганта.
– Аида Плаховна! Покажите им, что мне показывали! – попросила она.
Рука Мамзелькиной снова скользнула в рюкзак. На сей раз из него извлечен был свиток. Едва показавшись, он стал стремительно раскручиваться и в одно мгновение занял весь операционный зал. Многие метры списка обрушивались на пол извилистыми волнами. В одну минуту они покрыли пол на высоту колена.
Сколько же там было имен! Десятки и сотни тысяч. Не только славянские, но и индийские, китайские, английские. Выведенные мелким канцелярским почерком с кокетливыми завитушками. Изредка попадались и высохшие брызги крови – должно быть, писарь, утомленный каждодневной рутиной, поленился промокнуть их и подчистить ножичком.
Прасковья и Зигги Пуфс внимательно смотрели на закручивающиеся волны свитка. Лица у них были ожидающие.
– Где же это было? – рассеянно бормотала Аида Плаховна, близоруко, но одновременно с чудовищной скоростью просматривая список. – Ага! Вот!
Свиток внезапно перестал раскручиваться. Мелкие буквы увеличились и выпрыгнули из него:
...30 июля. 16.25
Петр Чимоданов – небрежное обращение с осколочной гранатой. Агония – четыре с половиной секунды.
17.01–17.59
Евгеша Мошкин – попал под трейлер (марка а/м «Вольво» гос. номер – А 234 УУ 177. Водитель – Зуев О.П. 1981 г.р.). Умер во время погрузки в машину «Скорой помощи» (марка а/м «Газель» гос. номер М 694 ПА 97. Водитель – Прошкин А.С. Старший санитар – Фулер М.Е. Врач-реаниматор – Цветкова И.И.)
Мошкин позеленел и тихо произнес: «Ой, мама!» Он уже подсчитал, что ему предстоит мучиться целых пятьдесят восемь минут. Чимоданов принялся с негодованием бормотать, что у него нету никаких гранат, но внезапно о чем-то вспомнил и смущенно умолк.
– Ого! Сколько деталей! – умилился Ромасюсик, пробежав глазками по буквам.
– Лигул сам все продумал. Охота ему было в мою работу влезать! Теперь грузись вот: весь этот народец отлавливай: Прошкин, Зуев… за руль сажай, – неодобрительно отозвалась Плаховна. Как профессионал, она не переваривала стороннего вмешательства.
Поняв, что ее в списке нет, Вихрова довольно хмыкнула и удержала в стоячем положении сползавшего на нее Мошкина.
– Печальный денек будет тридцатого июля! Надо не полениться и купить что-нибудь траурное, – заметила она.
– И не говори! Я и сама об этом подумываю! – согласилась с ней Мамзелькина.
Свиток прокрутился строчек на двадцать вниз.
...30 июля. 23.00
Наталия Вихрова – на усм. исп.
Утверждаю: Л и г. (противненькая подпись – мелкая и дотошно старательная).
– Так и знала, что у него фантазия иссякнет! На Грошкиных и Брошкиных весь израсходовался! «Газеля» ты наша! Вот оно – в чужую работу лезть! – торжествуя, сказала Аида Плаховна.
Теперь уже Мошкину пришлось поддерживать Нату.
– Что такое «на усм. исп.»? – трусливо спросила она.
– «На усмотрение исполнителя», – охотно расшифровала Плаховна. – Это означает, что я сама вправе определить способ. Я, благородно сказать, ишшо не думала. Не боись! Упакуем в аккурат как на почте!
– За что вы нас так? – простонала Ната.
Мамзелькина печально зарумянилась и высказалась в духе, что она вовсе не зверь. Просто однажды ошиблась с выбором профессии.
– Но Аидушка!..
– Я уже которую тыщу лет Аидушка!.. Не подлизывайся! Мое дело сторона! Надоть значить надоть! – твердо отрезала Плаховна.
Голос у нее стал сух и негибок, как старая подошва. Да, к Арею старушка, возможно, относилась неплохо, в меру алкогольной дружбы. На остальных же сотрудников симпатия «Аидушки» не распространялась.
Мошкин обреченно подумал, что для Мамзелькиной «надоть значить надоть» уже конечная инстанция. Есть приказ – значит нужно топать и выполнять. Хотя именно такое простое поведение является наиболее оптимальным в большинстве запутанных ситуаций. Если, конечно, изначально выбрал себе верное начальство.