Ожерелье Дриады - Страница 85

Валькирия воскрешающего копья, только что сделавшая резкий рывок, спокойно оглядела стрелу. Наконечник был четырехгранный, насаженный плотно, без зазоров. Гелата осторожно понюхала его, не смущаясь, что он был в крови Таамаг.

– Тебе повезло! Даже не отравленная!

– Откуда ты знаешь?

– Орешь громко. Смертельно раненные так не орут. Они орут печально! – утешила ее Гелата.

Оруженосец Ламины, лежащий лицом вниз на открытом месте, был хорошей мишенью. Матвей прятался от него шагах в десяти. Из своего укрытия он видел зеленоватую куртку оруженосца, темный полукруг его затылка и правую ногу, согнутую в колене. Видно, пытался ползти, прежде чем потерял сознание. Изредка кто-то из «мальчиков Лигула» развлекался, выпускал стрелу, и она вонзалась в землю недалеко от лежавшего оруженосца.

Надо было его вытаскивать, пока не стало поздно. Матвей понял это первым, и тотчас ему до тошноты стало жалко удобного своего дерева с выпирающими корнями, за которым он так надежно залег.

«Неужели я боюсь? Да, боюсь, – осознал он. – И чем дольше раскачиваюсь, тем будет страшнее. Неужели я хочу, чтобы у меня на глазах его вытащили тетки?.. Но ведь пока я буду волочь эту тушу – меня самого подстрелят. И почему его сразу не убили? Если бы стрела попала ему в башку – не надо было бы сомневаться. Лежал бы себе и лежал. Жаль, что он жив».

Как некромаг, когда-то впустивший в себя мрак, Матвей часто терпел жгучие нападки злых мыслей. Целые их потоки, едкие, противные, захлестывающие. Было время, когда они пугали его и он считал их собственными, пока не понял однажды, что это мысли бестелесного зла. Сами по себе они бессильны, пока ты не принял их и не счел собственными. И еще одно Багров понял: если хочешь, чтобы мерзкие мысли совсем не запинали, надо заранее наметить, что собираешься делать, и потом уже действовать неуклонно, не считаясь с расхолаживающей ленью, неохотой, злобой или страхами.

«Нет, нужно его спасать. Иначе я себе этого не прощу… Но, может, еще немного подождать и все разрешится само собой? Ну, например, его все-таки прикончат?»

Страх шевелился внутри, как улитка. Холодная, склизкая, ощутимая. Чем дальше, тем глубже она заползала. К улитке страха добавлялась мерзостная пиявка всезнайки-разума, который шептал, что нет смысла погибать двоим, когда можно погибнуть одному. Нет логики. Только какой? Логики плоти? Ну так в плоти ее вообще нет. Предел ее мечтаний – жить сытно, спокойно, пересидеть все опасности, обмануть все вирусы и как можно позже достаться гробовым червям, чтобы благодарные потомки написали на могильном камне: «Здесь лежит восьмидесятилетний трус и эгоист, искренне считающий, что он умер насовсем».

Мысли проносились торопливо, точно заскакивали в вагон электрички, толкая друг друга в спину. Багров еще колебался, но, заметив, как шевельнулась Ирка, рванул сам, чтобы не побежала она.

Поднять оруженосца он не пытался – тот был накачанный стокилограммовый лось. К тому же Багров понимал, что, закинув оруженосца на спину, по сути, сделает его живым щитом. Значит, надо иначе. И, схватив раненого за ступню, он, проскальзывая, поволок его по траве к укрытию.

Багров дергал неудобную, выскальзывающую, одетую в новый ботинок ногу и ожидал стрелы. Он видел, как Хола, показавшись из-за сосны, далеко, в отлет, занесла руку и метнула копье во что-то дальнее, должно быть, едва видное ей. Замешкавшийся оруженосец Бэтлы, выскочив, прикрыл Матвея своим щитом, но немного не успел.

До укрытия оставалось шагов пять, когда в спину Матвею что-то ударило. Боли он не почувствовал, но толчок был такой силы, что он покачнулся и сделал два шага вперед, чтобы не упасть. Багров, давно ждавший этого, испытал даже облегчение, какое всегда чувствует человек, когда то, чего он страшится, наконец случается, а случившись, не оказывается и на треть таким страшным, как представлялось.

«Ну вот! – подумал Матвей удивленно. – А умирать-то особенно и не страшно!»

Оруженосец Бэтлы и еще один подхватили раненого и втянули его и Багрова за ближайшее дерево. Гелата, перевязавшая уже Таамаг, оглядела Матвея, потрогала торчащую стрелу, покачала головой и занялась оруженосцем Ламины.

«Сортировка раненых на поле боя. И правильно: помогать надо вначале тем, кому еще можно помочь», – подумал Багров, ощущая, как нечто теплое течет у него по спине, просачиваясь сквозь одежду.

Ватные ноги не держали. Матвей присел на землю и стал смотреть, как Гелата ломает стрелу, выдергивая ее из плеча стонущего оруженосца. Закончив перевязку, она дала ему что-то отхлебнуть из фляжки и перепоручила заботу о нем своему дылде. О дылде ходили слухи, что он тоже медик, правда, ухитрился вылететь с первого курса стоматологического. Как, впрочем, и из двух других мест.

Сама же Гелата взяла копье и, перебежав к соседней сосне, заняла позицию.

– А я как же? – тревожно спросил Багров, так и не дождавшись, пока наступит его очередь.

Он не хотел быть навязчивым, но все же считал, что умирающим должны оказывать чуть больше внимания.

– Все плохо, – сказала валькирия, даже не повернувшись к нему.

– Что, совсем?

– Да, совсем. Термос на выброс!

– Что?

– Термос, говорю, на выброс! И вообще: ты бы рюкзак снял, – повторила Гелата.

Матвей осторожно скинул рюкзак, обнаружил торчавшую в нем стрелу и пробитый металлический термос, истекавший теплым липким чаем.

Ирка стояла рядом с Бэтлой. Всматриваясь в желтые спички деревьев, она видела, как от них отрываются и быстро перебегают фигуры. Однако происходило все очень быстро – среагировать и метнуть копье она не успевала. Никто из стражей мрака не подставлялся – все были предельно осторожны.