Ожерелье Дриады - Страница 40

– Ну что? Все наши в сборе. Только Арея не хватает для полного счастья! – насмешливо сказала Улита.

Мозговая деятельность ведьмы была подчинена универсальному правилу: когда Улита стояла на одном месте и никуда не шла – ее язык работал. Чем дольше стояла – тем быстрее работал.

– Улита! – предупреждающе произнес Эссиорх, касаясь пальцем губ.

Ведьма мнительно огляделась.

– Ой! Прошу прощения! Где тут выдают типуны на язык? Зарезервируйте мне, пожалуйста, парочку! – спохватилась она.

Улита вспомнила, что ее бывший – а может, и не бывший! – шеф вечно сваливается на голову, когда некстати произнесешь его имя. Но нет, Арей не появился, и Улита успокоилась. Пронесло.

– Секретарша – это от слова «секрет». Ты знаешь хоть один секрет Арея? – стала дразнить ее Ната.

Улита поежилась. Желания умереть прямо здесь и сейчас у нее не было.

– Где мне? Я и своих-то секретов не запоминаю, – отвечала она, теряясь взглядом в вокзальной толкотне.

– А вообще как-то бледненько тут представлен мрак! Не считая меня и нескольких других неудачников, тема абсолютно не раскрыта, – ляпнула она.

Даф подумала, что Улите стоило бы приглядеться внимательнее. Несколько раз в пестрой толпе мелькали любознательные рыльца пасущихся на трех вокзалах комиссионеров, но их почти сразу снимали маголодиями снайперы из прикрывавших отъезд златокрылых. Свет заботился о том, чтобы тайна сохранялась как можно дольше.

Где при этом скрывались сами златокрылые, Даф так и не вычислила. Оценила только, что маголодии, которые они применяли, были особенными, новыми, не известными ей самой. Комиссионеры не столько плавились и растекались, сколько лопались внезапно, как мыльный пузырь. Мгновение – и там, где стоял комиссионер, смыкалась толпа. Нескольких клочьев грязной пены никто не замечал. Максимум их принимали за плевок.

Минуты катились мелким горохом. Казалось, младенец-время уселся на вокзальные часы и толкает босыми пятками стрелки. Эссиорх нервничал. У Корнелия были все билеты, документы и ремкомплект для байдарок.

– Еще когда-нибудь возьмешь его с собой? – вкрадчиво спросила Улита.

В ведьме, как всегда, дремал провокатор. Эссиорх в ответ замотал головой так решительно, что едва не потерял уши.

– Кто, я?! Больше никогда в жизни! Это был самый последний из всех последних разов! – заявил он.

– Почему? Он же милый!

– Быть милым – не профессия! Мало того, что ничего не соображает, еще и самодеятельность начинает пороть! Поручи ему элементарно бросить в ящик письмо – и посмотри, что получится! Таких комбинаций нагромоздит, столько людей посторонних втянет, что за три дня не разгребешь! Соберет целую толпу, и они будут напоминать друг другу, что надо бросать и куда, встречаясь на всех станциях метро города Москвы!.. Ну все – я зол! Только сунься он сюда – растопчу!

Однако когда Корнелий наконец появился у вокзальных часов, Эссиорх даже убивать его не был готов. Состояния гнева и безгневия столько раз сменили друг друга, что весь пар вышел.

– Прошу прощения! Мне депешу одну нужно было срочно завезти! – прощебетал Корнелий.

Это было чистой правдой, за исключением одной детали: депешу требовалось завезти еще позавчера, а к моменту доставки ее уже и ждать перестали.

Взгромоздив на плечи байдарку, Эссиорх выразительно посмотрел на Корнелия, прижал к животу рюкзак и, переваливаясь, побежал к поезду. За ним Мошкин и Чимоданов поволокли «Вуоксу». Ната, заранее успевшая улыбнуться носильщику, шагала налегке, потягивая через трубочку сок и жалуясь, что у нее мерзнут пальцы. Меф нес сразу два рюкзака – свой и Дафны. Байдарку он предусмотрительно закинул к самому вагону.

Улита на бегу приблизилась к Корнелию, незаметно ткнула его кулаком и сказала, задыхаясь:

– Только огрызнись у меня! Чучело глазастое, арбуз с кепкой! Еще один писк – и следующий телефончик будешь брать у санитарки реанимации!

Корнелий потер ушибленное место и, отскочив, крикнул:

– Когда я вижу человека, который на кого-то орет, я понимаю, что у него было несчастливое детство!

Улита, у которой детство, и правда, было не особенно счастливое, задумалась.

Они еще не добежали до поезда, а он уже тронулся. Чимоданов с Мошкиным стали, паникуя, заскакивать в первый попавшийся вагон.

– Лови байду! Уйдет! – орал, спотыкаясь, Мошкин.

Чимоданов пытался ловить «Вуоксу», одновременно отгавкиваясь от виснущей на нем проводницы. Остальные еще даже и к этому вагону не подбежали, как вдруг состав дернулся и остановился. Проводники, стоявшие в открытых дверях с флажками, стали выглядывать и суетиться. Возникла заминка, длившаяся ровно столько, сколько необходимо было для экстренной погрузки.

– Это ты или Корнелий? – негромко спросил Эссиорх у Дафны, когда ему удалось наконец протиснуть в вагон рюкзак и байдарку.

– Я! – вполголоса призналась Даф.

– Стоп-кран дернула?

– Закрутила маголодией… Там колесо такое, – смущенно пояснила Даф, пряча флейту.

Это был как раз тот самый момент, когда Таамаг собралась идти разбираться, но так ни с кем и не разобралась.

Уже в вагоне, отдышавшись и взгромоздив рюкзак на третью полку, на которой прячутся порой едущие зайцем студенты, Меф осознал, что они в походе, и его охватил восторг. Восторг был настолько неуемен, что он поцеловал сперва Даф, а затем Нату и Улиту. Этого ему показалось мало, и он дернул Мошкина за унылый нос.

К слову сказать, Евгеша был не столько грустен, сколько задумчив и размышлял: пожаловаться, что ему на ногу поставили байдарку, или лучше потерпеть?